– Снегурочка место работы не перепутала с перекуру? – шепотом испугалась Метида.
Празднование Нового года в русском детском садике Принцессы Обезъянок, одном из считанных на Нью-Йорк, было в разгаре.
После исполнения «В лесу родилась елочка» детки уже спели про Хануку и Кристмас, а теперь вторили охрипшей Снегурке на английском задорную песню о том, как прекрасно мчаться под колокольчиками на санях, запряженных – увы, не гоголевской птицей-тройкой, а одной скромной протестантской лошадкой.
Снегурочкой трудилась заказная принцесса Синдерелла-Белла-Белоснежка – или просто клоун Олик. Ныче, впрочем, нарядившись в искрящееся мини, внучка Санта Мороза отжигала. Используя елочку как шест, задирала в ветвях ноги, падала на шпагат, выделывала руками и бедрами кренделя, стонала и придыхала.
– Тут же не стриптиз-клуб, где девушка наверняка трудится по вечерам, а все-таки детский сад, – хмыкнула Метида.
– Просто сильно в образе, – заступился я за артистку оригинального жанра.
Это был наш третий новый год в русском садике, и третье шоу Олика в роли Снегурочки. И хотя ежегодные видеоотчеты детского садика о праздновании Нового Года с Оликом в главной роли неизменно прибавляли в садике посещаемость торжеств молодыми папами, на этот раз со снегурочкой явно было что-то не то.
Даже хороводы она водила с каким-то веселым отчаянием, словно в последний раз.
Я с тревогой поглядел на Принцессу. Со вчера, когда у нее выпал первый зубик, мир вокруг нее потерял привычные очертания и крепкость. Стали один за другим выпрыгивать вопросы, уточняющие конструкцию окружающей реальности. Например, мы перед праздником выяснили, что это не бабушка родила дедушку и мама – папу, как Принцессе казалось раньше (хотя метафорически говоря – это еще как сказать), а у деды и папы были свои отдельные мамы.
Сложности жизни стремительно нарастали.
– Папа, пачиму Снигувочка у нас всегда одна и та жы, а Деты Маросы каждый год разныи? – спросила после раздачи подарков Принцесса.
Я вздохнул.
– Наверное, Снегурочка – девушка сложной судьбы…
С Дедами Морозами, которых приводила Снегурочка Олик, и правда стрясались несуразности. В позапрошлом году это был тощий длинноволосый панк, не бельмесивший по-русски, ничего не понимавший в происходящем, уходивший все время не туда. Он, правда, здорово отписклявил детям под гитару Hotel California, но после раздачи подарков был замечен в углу за елкой лапающим смущенную Олику под шубоподолом.
В прошлом году Дедом Морозом оказался вовсе чернокожий амбал, впрочем, несмотря на устрашающий вид, очень дружелюбный. Когда разбежавшихся в ужасе деток выскребли из шкафчиков и из-под столов-кроватей, афромороз, расстегнув душившую его красную псевдошубу, выташил калькулятор и стал объяснять детям и родителям, насколько сейчас удачное время для покупки собственного дома и взятия моргиджа.
Но на этот раз Дед Мороз пришел наконец правильный. Наш, русский. Верно следовал сценарию, прилежно басил «Елочка, зажгись!», выдавал подарки без путаницы, согласно списку, тянул, хоть и фальшиво, «пусть эта елочка в праздничный час каждой иголочкой радует нас». Тем страннее был перформанс Снегурки, исполнявшей вразброс то танец маленьких лебедей, то па-де-де зарезанной Кармен, то просто бившейся в паутине рок-ритма, точно жар-птица в невидимой клетке.
– Пачиму апять двугой Дет Марос? – занастаивала Принцесса.
– Видишь ли, всеми делами на Северном Полюсе заправляет Снегурочка, – попытался выкрутиться я. – А Деды Морозы – они консультанты, их нанимают по мере нужды на тот или иной проект. Во все детские сады один Дед Мороз не успевает, потому что толстый и подарки тяжело тащить. Вот Снегурка и порхает от садика к садику, а Деды Морозы у нее ползают медленно, поэтому их несколько.
– Им нада аленей купить, – вздохнула Принцесса. – Бедные што ли?
Я сделал вид, что занят чем-то очень важным – и стал проверять френдленту.
Принцесса задумчиво кивнула в сторону экрана.
– Папа, а сто такое – базена?
– Что? – охнул я. – Боже! Божена?
Принцесса пожаловалась:
– Вы с мамой все ввемя сидите за кампютерам и гававите пва какую-то Базену!
– Это Снегурочка русской революции, – без запинки выпалил я. – Такая тетя. Все время дерется. А тетям драться нельзя. Вот мы с мамой и оторопеваем…
– А Вадувова?
– Радулова – очень хорошая тетя, – убежденно произнес я. – Она однажды папу процитировала в своем блоге. И ни строки не украла, честно привела ссылку. И папу зафрендило аж двадцать юзеров, рекорд за два года! Она – Снегурочка русского интернета.
– А Квысения?
– Не Крысения, а Ксения! Учись говорить по-русски не по-английски, а по-русски! Она – Снегурочка русского гламура. Я когда-то давно разговаривал с ее папой. Это был один из самых недовольных жизнью пап, которых я знал…
– А пачиму они все ввемя? – топнула ножкой Принцесса. – Певестань на них сматветь!
– Потому что и Божена, и Радулова, и Ксения – это такие главные Снегурочки нашей далекой снежной родины, России. И теперь у них один Дед Мороз – Навальный…
К нам подбежал, заливаясь слезами, наш будущий зятек Макарка.
– Ы! – заорал он Принцессе, указывая вымазанной шоколадом ладошкой на хозяйку садика Аллу, шептавшуюся о чем-то с Оликом.
– Что случилось? – по-семейному встревожились мы с Метидой.
Папа Макарки, русский экс-литератор, переучившийся на колледж-профессора английской литературы, и мама Макарки, эксперт по сокращению расходов в американском здравоохранении, на праздник придти не смогли ввиду крайней занятости.
– Больше не буит Снигувачки! – зарыдал Макарка.
Мы прищурились. Олик, рдея и слезясь, стянула белые перчатки и теперь тыкала изумленной Алле под нос кулачком, словно боксировала. С каждым ударом в обезумевших глазах Аллы нарастало нелогичного счастья.
На пальчике Олика бриллиантило обручальное колечко.
– Ие Дед Марос замуш! – завыл Макарка. – Он не Марос, а ювелир! С Сорок Ситьмой улицы Бвиллиантовава квавтава! Он ее посадит в дом! И никуда больше не пустит! Ана буит у него в доме сидеть, как в крепасти, и вести хазяйсво!
– Дотанцевалась-таки, – солидарно улыбнулась Метида.
– Она не Снегувачка, а тетя! – в ужасе закричал Макарка.
– Малчи, пустая голова! – топнула ножкой Принцесса, готовясь тоже зареветь.
– Бой Руслана с Головой! – счастливо охнул я, подтолкнув локтем Метиду. – Все-таки не зря я Принцессе Пушкина читаю!
Макарка завыл, глотая сопли.
– Да, нашему будушему зятю еще есть куда расти, – меланхолично отметил я. – Разбираться, что почем, и что важнее для жизни – например, танцы в блестках или ювелирный бизнес…
Метида вдруг вздохнула и пристально посмотрела на меня одним из тех взглядов, про которые не знаешь, что и подумать. Во время которых я то ли угадываю, что она думает, но не хочу об этом знать, то ли не угадываю, и тогда я хочу знать об этом еще меньше.
– У тебя зубик упал? Первой на этаже! Поздравляю! – приблизилась к Принцессе Алла. – Зубная фея денежку принесла? Почему нынче зубики?
– Верхние по пять, нижние по три, – быстро отчитался я. – Прейскурант не ахти, но у зубных фей нынче тоже финансовый кризис…
– Вот тебе, пусть фея складывает еще! – Алла сунула Принцессе прозрачную копилку-свинью.
– А у меня никада зуп не упадет! – упрямо заявил Макарка. – Толька када мне буит восемь лет!
Принцесса требовательно сунула нам копилку. Мы с Метидой принялись покорно раскрывать кошельки и набивать свинью мелочью.
Дед Мороз уважительно покосился в нашу сторону – и, кажется, даже с одобрением-поощрением кивнул.
Снегурочка Олик вдруг прислонилась к надувному Щелкунчику и, тряхнув накладной косой, затянула «Маленькой елочке холодно зимой».
Голос ее дрожал.